Не дав собеседнику возможности возразить, мужик моментально скрылся в доме и уже спустя несколько секунд снова появился, неся в руках очередной кувшин, покрытый россыпью мелких капель.

— Студеный, только из подполья, — с гордостью сообщил он. — Хлебнешь?

— Тьфу на тебя! — Марсель не на шутку разозлился, но решил не развивать конфликт. — Ладно, показывай дорогу.

— Как знаешь.

Курьян пожал плечами, словно ничего не произошло, и бодро зашагал в сторону от селища. Спустя пару сотен метров историк с удивлением отметил про себя, что, на самом деле, ни разу не замечал, чтобы кто-то из местных жителей ходил в этом направлении. Тем не менее, места показались ему смутно знакомыми, и весь остаток пути он ломал голову над тем, откуда могло появиться это несносное чувство дежавю. Только когда они приблизились к небольшой роще и Марсель, сделав всего несколько шагов, успел угодить в густые заросли ежевики, до него, наконец, дошло: друг привел его ровно в то место, где чуть больше года назад началась его новая жизнь. Это открытие так потрясло ученого, что он на некоторое время впал в состояние, близкое к тому, что наступает у боксера, пропустившего сильный встречный удар. Проще говоря, Марсель поплыл. Постаравшись понять свое состояние, он пришел к выводу, что оно было вызвано цейтнотом, в котором историк жил последние несколько недель. У него не было ни одной свободной минуты для того чтобы оценить перемены, произошедшие не только в его жизни, но и в нем самом. И теперь, разглядывая окрестности, он пытался вспомнить чувства, которые испытал, когда увидел все это впервые, но давно пережитые эмоции были скрыты под толстым налетом новых впечатлений, и ему не удалось вернуться в прошлое даже на мгновение.

— Смотри, куда идешь!

Курьян успел предупредить замечтавшегося спутника в последний момент перед тем, как тот едва не ухнул в здоровенную яму, оставленную повалившимся набок вековым дубом. Марселю и самому показалась забавной идея свернуть себе шею накануне, возможно, самой важной встречи в его жизни, и он, усмехнувшись, отозвался:

— Ничего, я заговоренный, мне смерть от падения не грозит.

— Откуда такая уверенность? — прищурился мужик, остановившись, чтобы вытереть пот со лба.

— Я уже падал, помнишь? — историк показал на свой шрам.

— А как же! — задорно хохотнул Курьян. — Но слишком уж странная у тебя эта… как ее…

— Логика?

— Точно, она.

— Почему же?

— Если думать, как ты, то выходит, что если один раз не утоп, по потом, сколько пьяным в прорубь ни ныряй, все равно ничего не случится. Не бывает так, брат.

— Наверное, ты прав, — кивнул Марсель, который, передохнув пару минут, уже готов был двигаться дальше. — Долго нам еще?

— А? А… — Курьян почесал затылок и огляделся. — Да мы на месте уже, кажись.

— Так что же ты молчишь? — возмутился историк, бросая гневные взгляды на легкомысленного друга.

— А кто молчит? — отозвался тот, бережно опуская свою ношу на пень, оказавшийся перед ним. — Кто угодно, но не я. Ну, что будем дальше делать? Злодея твоего звать? Ты давай зови, а я посмотрю.

— На твоем месте я бы спрятался от греха подальше, — Марсель с сомнением посмотрел на мужика, понимая, что его несдержанность на язык может испортить все дело. — Мы сюда пришли не шутки ради, поверь. Я понятия не имею о том, что может выкинуть этот волхв.

— Вот и поглядим, — с довольным видом кивнул Курьян.

— Да пойми же ты!..

Марселю вдруг показалось, что его друг, возможно, намеренно валяет дурака, потому что не хочет оставлять его наедине с грозным противником. Перебрав в памяти все переделки, в которые им приходилось попадать вместе, он не смог вспомнить ни одного случая, когда Курьян бросил бы его в беде. Да, мужик был ворчливым и временами даже нудным, не отличался хорошими манерами, и его сложно было назвать храбрецом, но каждый раз, когда ученому грозила опасность, он оказывался рядом. Мысленно наградив себя не самыми приятными эпитетами, Марсель смягчился и заговорил со своим спутником уже совсем другим тоном.

— Пойми, брат, я не хочу думать о том, как бы не только самому спастись, но и тебя от беды уберечь. Если ты останешься со мной, у Ведагора появится еще один повод ставить условия. Вспомни, что произошло с Мусой. Неужели ты думаешь, будто волхв его навестил просто так, от нечего делать? Нет, он хотел таким образом на меня повлиять, чтобы я перестал путаться у него под ногами. Я не смогу говорить с ним на равных, если он доберется и до тебя.

Курьян больше не пытался отшучиваться и только периодически хмурился, пока его друг говорил. Наконец, он кивнул и, приблизившись к Марселю, хлопнул того по плечу:

— И все равно я тебя Баламошкой звать буду. Знаешь, мне кажется, что ты своим поведением новый смысл этому слову придал. Оно теперь звучит как-то… гордо, что ли. Добре, раз ты так желаешь, я посижу в овражке неподалеку. Но есть что, свисти — я мигом прибегу.

4

Поблагодарив друга за понимание, мужчина подождал, пока тот скроется из виду, и только после этого задумался. Ему до этого почему-то и в голову не приходило, что Ведагор может не откликнуться на его зов. Вот просто возьмет и проигнорирует. Что тогда? Внезапно почувствовав себя глупцом, Марсель решил собраться с мыслями и стал искать глазами место, чтобы присесть. Внезапно его взгляд уперся в кувшин с медовухой, который Курьян оставил, вероятно, по забывчивости. Испугавшись, что мужик вернется за ним в самый ответственный момент, историк прислушался — но нет, все было тихо. Тем не менее, он решил снять напиток с постамента, чтобы тот не привлекал внимания, однако у него ничего не вышло — кувшин словно прирос к пню. Не понимая, как такое возможно, Марсель отступил на пару шагов и попытался оценить объем сосуда. Не меньше корчаги, прикинул он. Литров двадцать пять — тридцать. Курьян всегда выбирал емкости под стать собственным габаритам, но все же это был не тот вес, который ученый не смог бы поднять, несмотря на свои не самые выдающиеся физические данные. Значит, мужик намудрил что-то. Камней, что ли, туда натолкал?..

Пока он гадал, в чем состояла причина такой невероятной неподатливости вполне подъемного с виду кувшина, из-за деревьев за ним наблюдал Ведагор. Волхв не знал о том, что именно сбило с толку его визави, и поэтому был неприятно удивлен тем фактом, что историк не производил впечатления напуганного человека. Напротив, казалось, что он ни во что не ставит своего соперника, и это пренебрежительное отношение неожиданно больно ударило по самолюбию жреца. Именно поэтому он вышел из-за своего укрытия и откашлялся. Марсель же, на самом деле, слишком увлекся загадкой, и на время забыл о том, зачем вообще пришел сюда. Вздрогнув от неожиданности, он оглянулся на жреца и кивнул ему, как хорошему знакомому.

— Приятно видеть тебя в добром здравии, жрец.

— Ты, я вижу, тоже в порядке, — спокойным голосом отозвался Ведагор. — Но давай обойдемся без всех этих сладких речей. Я знаю, что ты желаешь мне смерти. Не могу сказать, что и я молю своих богов о твоей долгой и счастливой жизни. Но ты по странному капризу природы стал обладателем невиданной силы, с которой я пока ничего не могу поделать, так что будем говорить на равных. Согласен?

— А я думал, что мы и прежде общались свободно, — искренне удивился Марсель, но тут же пожал плечами, заметив, как собеседник нахмурился. — Ладно, пусть будет по-твоему. Тогда мой первый вопрос: это ты с Мусой сотворил ту пакость, из-за которой он проснуться не может?

— Ты знаешь ответ, — ровным тоном заявил старец, покосившись на кувшин.

— Знаю. Тогда скажи, зачем ты это сделал.

— Я думал, что мы договорились не изображать глупцов, — с раздражением бросил жрец.

— Хорошо, — вздохнул ученый, понимая, что беседа будет трудной. — Чего ты хочешь?

— Вот это правильный вопрос, — понимающе ухмыльнулся Ведагор. — И ответ будет ему под стать. Хотя ты о нем уже, конечно, догадался — иначе не пришел бы сюда.